Форум » » «Хозяин мечей» Повелителю преподносят необычный подарок » Ответить
«Хозяин мечей» Повелителю преподносят необычный подарок
Nadya5: Название: «Хозяин мечей» Автор: Nadya5 Фэндом: ориджинал Рейтинг: R Статус: в работе Жанр: romance Размер: макси Предупреждение: слеш (хотя этим предупреждением я скорее пытаюсь вас привлечь, чем испугать)))) Саммари: Повелителю преподносят необычный подарок Disclaimer: Все мое! Чес слово!
Ответов - 75, стр:
1 2 3 All
Nadya5: И вот последний стремительный шаг – повелитель едва не забывает, как дышать – гулкий звон мечей, ударившихся о мраморные плиты пола, и мальчик опускается перед царем на одно колено, склонив голову, стискивая в пальцах богато украшенные рукояти. И властитель видит ходящие ходуном узкие лопатки, слышит тяжелое дыхание невольника, и наступившая внезапно тишина словно оглушает, давит на голову, не дает думать. И неясно, кто из них больше устал – танцовщик или зритель, оба едва ли не задыхаются. - Виалль... Мальчик поднимает голову, и повелитель видит на его лице улыбку – счастливую, яростную, чуть сумасшедшую. - Виалль... – притягивает к себе разгоряченное полуобнаженное тело, покорное от усталости, ощущает под пальцами чуть влажную гладкую кожу, под ладонями – неистовое биение сердца. И таким невозможным кажется обнять того, кто только что был живым воплощение смерти, а сейчас послушно льнет к рукам, что хочется сжать его изо всех сил, впечатать в себя, чтобы никогда и ничто не могло разлучить, разделить их. Тело чужеземца стройное и гибкое, но повелитель помнит, как двигались и проступали под этой гладкой кожей мускулы, с какой скоростью двигались хрупкие на вид запястья, сплетая из воздуха серебристые узоры. Прикасаться к нему все равно, что пытаться усмирять иссушающий ветер пустыни – сирокко, стихию, подвластную только богам. Тонкие руки обхватывают повелителя за шею, и только сейчас понимает он, сколько раз уже они могли убить его, а вместо этого дарили ласки; невольник прижимается крепче, доверчиво трется раскрасневшейся щекой о плечо властителя, и что-то тихо бормочет: - Так мало времени осталось, повелитель... - Что? – царь чуть отстраняет его, чтобы видеть лицо и сдвигает брови, - что ты сказал? Наложник несколько раз быстро моргает, словно только что проснулся: - Я... не... - Просто скажи мне, - властитель слегка сжимает пальцы, удерживая узкие плечи, и хмурится, увидев упрямо закушенную нижнюю губу. – Виалль... Почему времени осталось мало? Не думаешь же ты, что я тебя когда-нибудь отпущу? - Не отпустишь, - грустная улыбка, - я просто уйду из этого мира, исчезну в солнечной вспышке... И прежде, чем повелитель успевает ответить, чужеземец нажимает на выступающую косточку на своем запястье, и прямо сквозь кожу ладони проступают странные, светящиеся неземным голубым светом знаки, - ...через двадцать шесть дней... - Кто же ты?.. – пораженно выдыхает властитель, - не один из богов, раз сам говорил, что не знаешь их. - Тебе ли не знать, что я человек? – невольник наклоняется, утыкается в шею царя, прячет лицо. – Зачем заставил меня рассказать об этом? Не лучше ли было, когда я один страдал? И повелитель лишь крепче обнимает его, гладит по спине, и нечего ему ответить. Но все же рад он, что узнал, и теперь величайшей глупостью кажется ему напрасно тратить отведенное им время, а те кто не согласен, должны промолчать. Решение уже готово, осталось его только обдумать до конца, но это завтра. Сейчас же, когда Виалль в его руках, думать о чем-то другом слишком расточительно. Утро наступает слишком быстро, слишком безжалостно. Но повелитель должен начать новый день, а наложник должен вернуться на ночную половину. Государственные дела ждут царя, но прежде он вызывает слугу и дает ему необычное поручение, тот поспешно кланяется, чтобы скрыть удивление, и уходит, торопясь выполнить приказ. Уже через несколько часов Виалль получает странный сверток от повелителя, и распоряжение из уст главного евнуха о том, что надо делать с полученной одеждой. Евнух не может скрыть свое недовольство, когда видит, как невольник облачается в только что сшитый по его меркам наряд стражника, как надевает перевязь для мечей и закрепляет их на спине. Не положено наложникам даже прикасаться к оружию и носить одеяние свободных людей! Но, встретившись взглядом со ставшими вдруг почти прозрачными светлыми глазами, раб в мгновение покрывается холодным потом. Всей кожей чувствует он опасность, исходящую от чужеземца, словно тот вдруг сбросил маску послушной и покорной игрушки, и превратился в хищника, жестокого и безжалостного. Не может быть у обычных людей таких холодных глаз, и даже появившаяся на розовых губах мягкая удивленная улыбка не может больше обмануть евнуха. Он поспешно кланяется и уходит, поручив Радже сопровождать это существо до пиршественной залы, где его дожидается повелитель. «Если царь настолько глуп, что приблизил к себе этого чужеземца, да еще и доверил ему оружие, я ни слова не скажу. Не удивлюсь, если уже сегодня властитель лишится своей неразумной головы. Возможно, новый и юный правитель будет больше уделять внимания гарему, а значит и власти у меня будет больше...» - примерно так думал главный евнух, стремясь как можно скорее скрыться подальше от этих пугающих очей, тонко подведенных черной краской. И вот уже наступает время обеда, который повелитель обычно проводит с самыми приближенными своими подданными - с везирями, с военачальниками, с самыми богатыми купцами, что более военных способствуют процветанию государства. И все они удивлены безмерно, видя сидящего рядом с царем мальчика в одежде стража, похожего на смешно наряженную куклу. Трапеза проходит в натянутой атмосфере, никто не может понять, в чем дело, и что этот ребенок, выглядящий как обитатель ночной половины, делает здесь, да еще и смеет держать при себе оружие. Наконец, один из самых молодых везирей, недавно занявший пост после смерти отца, не выдерживает и подает голос: - Повелитель, что этот мальчишка делает здесь? Светловолосый чужеземец, до этого сидевший почти неподвижно, лишь изредка отправлявший в рот кусочки пищи, поднимает на говорящего опущенные дотоле глаза, и рука везиря, дрогнув, проливает вино из кубка на дорогое платье. Потому что он сидит достаточно близко и видит, как стремительно сужаются черные бездонные зрачки, и очи, казавшиеся темными, светлеют, словно морознее небо. И так неестественно и пугающе выглядят они на неподвижном детском лице, что хочет советник отодвинуться, и не может, загипнотизированный, будто бы глядит в глаза змеи. Царь усмехается и кладет руку на голову невольника, и лицо того мгновенно меняется, уголки губ приподнимаются в мягкой улыбке, а длинные ресницы опускаются, скрывая опасный блеск. - Таково мое решение. Никто не смеет спорить, но властитель читает на их лицах недовольство и недоумение, и решает пояснить свой поступок: - У чужеземных царей принято постоянно держать при себе обученных воинов, чтобы могли они защищать правителя от любой опасности. - И это обученный воин?! – везирь несдержанно вскакивает на ноги, и след от вина на его одеждах кажется смертельной кровавой раной. - Не ты ли только что дрогнул от единого его взгляда? – холодно вопрошает повелитель. Пристыжено садится советник на место и вновь сталкивается с немигающим змеиным взглядом, и кажется везирю, что бездонные зрачки пульсируют, становятся то шире, то уже, и жутко становится от этих пугающих очей. И молчат остальные, получив примерный урок, и уже никто не решается спросить у властителя, откуда взялся этот ребенок с недетскими глазами. Так уже к вечеру по всему дворцу распространились слухи, что царь заключил договор с демоном, и никто не хочет вспоминать, что этим самым демоном оказался недавно привезенный невольник – северянин. Шепчутся слуги, передают друг другу весть, что повелитель теперь без наложника и не выходит никуда, и что совсем потерял рассудок, околдованный дьявольскими синими глазами. А вслед за слугами и остальные подданные начинают передавать друг другу сплетни, и все чаще слышатся смешки и издевки – сдался царь в плен мальчишке, растерял остатки разума, превратился в игрушку в тонких пальцах, унизанных драгоценными перстнями. Соглядатаи исправно доносят об этих дерзких разговорах повелителю, тот только хмурится, потому что казни одного – остальные только сильнее уверятся в своих догадках, а не брать с собой Виалля нельзя, и так слишком мало времени у них осталось. И поэтому он только отмахивается от нелестных сплетен, и невольник по-прежнему сопровождает царя на обеды с подданными, и те уже привыкли к его присутствию, и за трапезой как обычно неспешно обсуждают дела и заботы. Временами они словно и вовсе перестают замечать северянина – настолько он неподвижен и незаметен, что даже властитель, сидящий ближе всех, не может различить ни единого вздоха, ни единого шелеста одежды. Остальную же часть времени, кроме ночи, обычно проводит невольник на ночной половине, слишком утомительно было бы для него выслушивать вместе с царем все жалобы просителей и доклады чиновников. И лишь изредка Виаллю удается выпросить возможность сидеть рядом с троном на низенькой скамейке, и тогда, как только посетители склоняются в глубоких поклонах, и не могут ничего видеть, тонкие пальчики незаметно касаются ноги повелителя, щекотно пробегают от колена до щиколотки, и властитель не может удержаться от улыбки. ***
My soul is sun: Нет!!! Только не убивай! Жалко будет...(((
Nadya5: My soul is sun как получится....
Nadya5: - Повелитель, можно мне тоже участвовать? Царь с опаской смотрит на невольника. Он не сомневается в его способностях, но ему и представить страшно, что кто-то может поранить его мальчика. Но в то же время он видит, каким нетерпением горят синие глаза, и насколько чужеземец уверен в себе. И нет сил отказать: - Только на деревянных мечах. Виалль кивает, снимает с себя перевязь, берет в руки бамбуковые палки, и они настолько длинны ему, что касаются земли, оставляют в тонкой серой пыли внутреннего двора два ровных следа. И почти невозможно смотреть на то, как тонкая невысокая фигурка приближается к вытоптанной сотнями ног площадке, где обычно соревнуются между собой стражники, оттачивая воинское умение. Хочется приказать вернуться назад, во дворец, или еще лучше, на ночную половину, схватить в охапку, унести подальше. Но только чуть плотнее сжимает царь губы и молчит, потому что знает – не простит ему Виалль такого. Стражники с усмешкой глядят на хрупкого мальчика, а тот отвечает им лишь безмятежной улыбкой. Наконец, после долгих перешептываний и перемигиваний, из строя выходит один, самый молодой и неопытный, и в руках у него точно такие же палки, как у невольника. Никто из воинов не хочет верить, что этот ребенок хоть что-то знает, помимо того, как доставлять удовольствие на ложе. Молодой стражник с усмешкой смотрит на чужеземца и дожидается условного знака о начале поединка. И как только звучит сигнал, бросается вперед, занося свой импровизированный меч. Он вовсе не хочет покалечить любимого наложника повелителя, но пара синяков еще никого не убили. А чужеземец все с той же улыбкой до последнего стоит неподвижно, и лишь когда с нападающим его разделяют считанные сантиметры, делает быстрый плавный шаг в сторону, взмахивает рукой, так что на солнце на миг сверкает массивный золотой браслет, и замирает неподвижно. Стражник же проходит еще несколько шагов вперед и тоже останавливается. Со стороны его товарищей раздаются подбадривающие крики, но тот словно не слышит их. Еще несколько секунд – и тело воина плавно оседает на землю. Внезапная тишина опускается на двор, окутывает застывшие фигуры, и только повелитель и несколько самых опытных мечников смогли рассмотреть, что произошло, и как хрупкое на вид запястье, плотно охваченное золотым украшением, коснулось виска противника. И вдруг все приходит в движение – кто-то подбегает к стражнику проверить, жив ли тот, и оказывается, что он просто уснул, что-то помогает отнести безвольное тело в тень, кто-то яростно обсуждает произошедшее, и только невольник стоит неподвижно, деревянные «клинки» в его руках по-прежнему касаются земли, и вся фигура его выражает ожидание. Спустя некоторое время суета прекращается, стражи вновь выстраиваются в ровную шеренгу, но на их лицах больше нет того пренебрежения, что раньше. Они еще не до конца верят в мастерство чужеземца, ибо случай можно объяснить и происками судьбы. Повелитель же смотрит только на чуть склоненную набок голову, на словно светящиеся в солнечном свете пряди, и даже не видя дорогого сердцу лица, знает, что на нем - улыбка. Наконец, вперед выходит один из стражников. Он уже не держится так самоуверенно, но и не сомневается в своих способностях. И снова бой заканчивается быстрее, чем можно рассмотреть. На животе нападающего – тонкая розовая полоска с медленно проступающими кровавыми капельками - оставленная заостренным концом бамбуковой палки. А невольник снова сделал всего лишь несколько шагов, едва сместившись вбок. В этот раз уже шумят наемники, вновь почти никто не успел ничего рассмотреть, и еще многие хотели бы проверить свои умения на этом «чужеземном дьяволе». Один за другим выходили они, а мальчик раз за разом побеждал, лишь обозначая все новые и новые способы убийства. И когда поняли, что никто не в силах справиться с ним в одиночку, то невольник сам предложил нападать на него вдвоем или даже втроем. В таких случаях бой длился дольше, и уже можно было рассмотреть отдельные его выпады и движения, и самые опытные мечники дивились их точности и скорости. В конце концов случилось так, что уже больше некому было меряться с ним в мастерстве – часть уже была побеждена, а часть заранее признала свое поражение. И впервые невольник обернулся и взглянул на повелителя, и было в его глазах столько радости и гордости, что властитель не мог удержаться, и сделал знак рукой, чтобы помогли ему скинуть тяжелые царские одежды и подали бамбуковые мечи. Даже издалека было видно, как ползут вверх тонкие брови, и синие глаза от этого, кажется, становятся только ярче. Теперь улыбается уже повелитель, видя изумление на лице чужеземца. Ему действительно следовало сегодня размяться. Даже после неожиданного воцарения на троне, он каждый день находил время для упражнения с мечами, иногда слишком мало, но все хотел надеяться, что не утратил еще навыки. Сейчас он не мыслит о том, как будет выглядеть в глазах подданных, если его победит какой-то мальчишка, сейчас он просто хочет скрестить с ним клинки, и думается ему, что это будет так же ярко и страстно, как и все, что делает чужеземец. Он до сих пор не может забыть его танца и хочет стать его частью, чтобы не только увидеть, но и почувствовать на себе. Чужеземец двигается быстро и стремительно, но все же повелитель успевает читать его и вовремя отвечать на выпады или атаковать самому. Стал этот бой самым долгим, повелитель с удивлением видит, как изумление на лице мальчика сменяется восторгом, восхищением, благоговением - как в первый день, когда они встретились. И сражение превращается в танец. Уже не надо думать о том, что он может случайно поранить нежную кожу, они просто двигаются в согласии друг с другом, и сквозь звук их шагов и дыхания, сквозь стук мечей словно бы проступает мелодия, тихая, невесомая, едва уловимая... И кажется властителю, что краски смываются в одно яркое пятно, весь мир отступает и все что он видит – счастливое лицо, с глазами, сияющими подобно сапфирам. И от этого слишком резко и болезненно вернуться в реальность – мальчик вдруг отскакивает в сторону, обрывая танец, и медленно оседает на землю, в тусклую пыль. И кажется повелителю, что его сердце остановилось, а холод сковал все тело. И все что он может – вымолвить одно-единственное слово: - Лекаря! И все стражники до этого молчаливо и заворожено наблюдавшие за поединком немедля приходят в движение, но царь уже не смотрит не них, не может не видеть, ни слышать. Все что осталось для него – мальчик, лежащий на земле, светлые пряди, прилипшие ко лбу, закрытые глаза, раскинутые тонкие руки. Но жив, жив! Под дрожащими руками бьется сердце, на губах теплится дыхание. Никто не может понять, что же случилось, ведь нет на нем ни единой царапины, ни следа от удара, и лекарь говорит, что это лишь сон, и что нужно дать чужеземцу покоя. Властитель сам несет невольника, не хочет доверять никому. У них осталось так мало времени, а он чуть было не потерял его раньше срока. Сам кладет на ложе, укутывает покрывалами, ложится рядом, не касаясь. Сейчас ему надо только быть вблизи, только слышать тихое дыхание – оказывается и этого может быть довольно для счастья. Забыты оставшиеся на сегодня дела, и слуги боятся потревожить царя напоминаниями. Повелитель приказал, чтобы лекарь неотлучно находился поблизости, но все, что он может сделать – это только смотреть. Невольник не выглядит больным, только уставшим, и это единственное, что успокаивает царя. И лишь глубокой ночью властитель незаметно для самого себя засыпает. В покоях вновь до утра горят масляные лампы, но в этот раз они нужны были единственно для того, чтобы повелитель мог видеть нежное лицо, закрытые глаза с подрагивающими во сне ресницами, и знать, что его самое драгоценное сокровище рядом. Пробудился повелитель оттого, что почувствовал тепло. Как в ту, первую ночь, и множество ночей спустя. Мальчик лежал рядом, прижимаясь тесно, обвивая, как плющ. Осторожно коснуться щеки, отвести со лба непослушную прядь... И вздрогнул, когда синие глаза вдруг распахнулись, еще чуть сонные, но уже улыбающиеся. Привычно коснулись ладони розовые губы, потом прижали к нежной щеке. И почему-то это кажется повелителю таким чудом – вчера только мнил, что уже и не случится этого никогда, стоило лишь увидеть оседающее в пыль тонкое тело... Хочется прижать к себе - изо всей силы, стиснуть, сжать в руках, и в то же время хочется ласкать нежно, осыпать поцелуями. - Виалль... - Я уснул вчера? – тонкие брови хмурятся, светловолосая голова склоняется ниже, прячет расстроенный взгляд, - мне так жаль... Я не сумел вовремя остановиться... Пальцы сами утопают в бледно-золотых прядях, гладят нежно, едва касаясь: - Ты был ранен? Что случилось? - У меня бывает так иногда... И понимает повелитель, что больше и слова об этом не услышит, только это сейчас так неважно, главное, что его мальчик проснулся и здоров.
Nadya5: Но утро уже наступило, а значит, царю надо вновь заниматься делами, а невольнику вернуться на ночную половину. Хотелось властителю оставить Виалля в своих покоях, чтобы не беспокоил его никто, но тот вывернулся из рук, вскочил на ноги, доказывая, что уже полностью оправился. И даже упросил взять с собой, позволить сидеть рядом с троном и слушать вместе с царем скучные доклады и донесения. Не может ни в чем отказать ему повелитель, и снова потакает его мольбам. Так вместе они слушают доклад одного из соглядатаев о том, какие слухи ходят по дворцу. Чужеземец тихо фыркает от еле сдерживаемого смеха, прячет лицо, когда рассказывает шпион о могучем демоне в одиночку перебившем половину дворцовой стражи, и о том, что этого демона может усмирить только сам повелитель. Целый день проводят они неразлучно, и на обеденной трапезе подданные видят уже почти привычную картину – царя и застывшего рядом неподвижной куклой невольника. И если раньше он казался им пугающим, точно призрак или дух, то сейчас он просто ужасает. Все слышали о вчерашнем поединке, и многие даже понадеялись, что этот чужеземный демон больше не очнется никогда, но к глубокому их разочарованию тот жив, и даже не выглядит больным. Все стараются не смотреть на него и уж тем более избегают взглядов этих змеиных глаз, делают вид, что и вовсе не существует здесь этого ребенка. Сегодня праздничный день, и угощение на столах еще роскошнее, чем обычно. Гости пьют и едят, стараясь заглушить свой страх перед чужеземцем, а искусные музыканты и танцовщицы облегчают им эту задачу. Но каким бы веселым и беззаботным не выглядело пиршество, именно за этими столами часто решаются судьбы не только отдельных людей, но и целых государств, заключаются выгодные союзы или рушатся единения. Здесь собираются только приближенные советники царя, значимые послы, богатейшие купцы – все те, кто держит в своих руках нити, управляющие целыми городами. Невольник большую часть времени сидит неподвижно и безмолвно, и никто не может сказать, слушает ли он беседы или нет, да никому и не интересно это. Люди избегают не только взглядов, но и самих мыслей о нем. Поэтому и вздрагивают все, а кто-то даже не может удержаться от вскрика, когда тихая музыка и неторопливые речи оказываются нарушены резким звоном опрокинутого золотого блюда с медовыми лепешками. - О, я так неловок, - все присутствующие впервые слышат голос чужеземца. И все глаза обращаются к нему, но тот больше не сидит неподвижно, он поворачивается и открыто смотрит прямо в лицо повелителя, никто кроме и не решится взглянуть так. - Я думаю, эти лепешки не принесли бы вам пользы, повелитель, - дерзкий мальчишка еле-еле склоняет голову, поворачивает ее чуть вбок и даже не думает опускать взор. Все в зале видят, как сурово сдвигаются брови властителя, как медленно темнеет от гнева его лицо. - Да как ты смеешь, щенок, указывать повелителю! – раздается в наступившей гнетущей тишине визгливый возглас, и невольник мгновенно оборачивается, находит взглядом среди гостей полного купца в расшитом камнями чужеземном платье. - Еще один?.. – поднимается на ноги, заводит руку за голову, касаясь рукояти меча. - Стража! – голос царя властно разносится по пиршественной зале, и лицо купца на короткое мгновение приобретает злорадное выражение, - взять их. Повелитель указывает на торговца и на одного из везирей, сидевшего ближе всего к Виаллю. Лица обоих в мгновение становятся белее снега. - Но... но как же... – купец не может справиться с дрожащими губами и вымолвить хоть что-то. Взмах руки и почти бесчувственных пленников уводят. Гости молчат, они напуганы не меньше, ведь всем стало понятно, что случилось – кто-то пытался отравить властителя, а чужеземец каким-то образом распознал яд, да еще и указал на виновных. И долгое время еще царил во дворце переполох, шепотом друг другу передавались слухи, и казалось всем, что повсюду разносятся крики жертв палачей, пытающихся извлечь из преступников истину. Повелитель сидел с хмурым видом, небрежным взмахом руки отсылая слуг и советников – сейчас не до государственных забот ему было. И никто кроме невольника не смел приблизиться к нему, опасаясь царского гнева. А Виалль же сидел, положив подбородок на колени повелителя и водил тонким пальцем по широкой ладони, не давая окончательно впасть в темную и разрушительную ярость. Повелитель то погружался в тяжелые мысли о том, что надо сделать с братом, слишком яро проявившем свое стремление к власти, то словно выныривал на поверхность, проводил рукой по светлым волосам, черпая в этом простом жесте успокоение. И дело не столько в его брате – тот слишком юн еще, чтобы попытаться свергнуть правителя и самому воцариться в Хизре – сколько в его матери, которая за годы жизни прежнего властителя успела обзавестись множеством связей, и теперь как паучиха, дергала за нити, управляя и своим сыном, и некоторыми влиятельными лицами. Заговор составлен был довольно умело, и если бы не чужеземец, уже оплакивали бы прежнего властителя и разносили бы весть о его безвременной кончине. И нельзя ничего сделать с зарвавшимся царевичем – у самого повелителя наследников нет, а значит надо беречь родную кровь, иначе прервется род. И матери его тоже нельзя вредить – ведь вдова царя и мать царевича. Хотя с ней проще – можно подослать тайных исполнителей, и уже через несколько недель сляжет она с неизлечимой и неведомой болезнью. Когда все необходимые распоряжения отданы, повелитель на миг прикрывает глаза, стряхивает тяжелое оцепенение и поднимается легко на ноги. Необходимо ему снять напряжение, размять мышцы, и идет он ко внутреннему двору, где воины могут посоревноваться в своих умениях. Сейчас там пусто, лишь несколько самых молодых стражников разучивают удары и приемы, но все они мгновенно останавливаются и расходятся, освобождая площадку, стоит лишь повелителю хмуро взглянуть на них. Царь сам выбирает мечи – на этот раз настоящие. А невольник же стоит в стороне, и когда никто, кроме повелителя на него не смотрит, надувает розовые губки и строит обиженные рожицы. И властитель только чуть раздувает ноздри, резко выдыхая воздух, лишь бы удержаться от смеха. Он запретил Виаллю сражаться на мечах после того случая, но впрочем, это пока единственное, в чем он еще может отказать этим удивительным синим глазам. Постепенно гнев окончательно стихает, сворачивается в клубок, словно змея, прячется на самом дне души. Повелитель отбрасывает мечи, резко заканчивая движение. Сиреневые длинные тени уже ложатся на землю - наступило время вечерней трапезы. Из внутреннего двора до покоев повелителя можно пройти разными путями – по главным залам, сквозь широкие резные арки или запутанными, словно лабиринт, переходами. Сейчас они пустынны, всех, кого только можно хоть в чем-то заподозрить, забрали стражники, остальные попрятались в страхе. Длинная галерея, перечерченная вечерними резкими тенями от колонн, встречает повелителя небывалой тишиной и спокойствием, запахом нагретой пыли и листвы. Дворец, полный слуг, рабов, советников, писцов, стражников, обычно затихал лишь глубокой ночью, и сейчас властитель не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь, чтобы хоть одно помещение пустовало. Заходящее красное солнце свободно заглядывает в промежутки между белыми тонкими колоннами, слепит глаза, и царь не может разглядеть того, кто идет с ним рядом, но узнает его по одному лишь звуку шагов. Поэтому-то и останавливается в недоумении, почувствовав прикосновение к поясу. - Фатих... И вздрагивает, ведь никогда не называл его чужеземец так, кроме как в моменты страсти. - Фатих, я... – невольник замолкает и тянет повелителя к стене. Тень ложится на лицо властителя, и он может видеть горящие синие глаза и решительно сдвинутые тонкие брови. Виалль утыкается спиной в одну из колонн, упирается руками в нишу позади себя, подтягивается, усаживаясь на высокий выступ, обхватывает царя ногами за талию, прижимается крепко, цепляется за ворот дорогого платья. И чувствует властитель потаенную дрожь хрупких пальцев, ощущает на шее горячее и тяжелое дыхание. Понимает вдруг, что испытал Виалль, когда понял, что правителя пытались убить – так же больно было ему, так же горько и страшно потерять, как и царю, когда думал о предстоящем расставании. И целует сосредоточенное лицо, теплые губы, крохотную складку меж бровей... Раствориться в друг друге, слиться настолько, чтобы уже не смогли их разделить, забыть о том, как мало дней осталось. Невольник отвечает лихорадочно, почти с яростью, с отчаянием, и чувства эти словно пропитывают весь воздух – в каждом вдохе и выдохе они. Боль и головокружение от поцелуев, и нет сил отстраниться, оторваться хоть на минуту. Проворные тонкие пальцы спускаются ниже, дергают пояс, пытаясь добраться до кожи – ощутить, погладить, вонзиться. Повелитель перехватывает хрупкие на вид запястья, сжимает, отводя в стороны: - Что же ты делаешь со мной, глупый мальчишка? Невольник только теснее прижимается, крепче охватывая ногами, синие глаза горят, как в лихорадке: - Люблю... – легко освобождает руки из захвата и вновь обнимает, утыкается носом в шею, и тихие слова едва различимы, - пока могу... И воздух словно раскалывается с едва слышным звоном, и напряжение державшее обоих рассыпается на осколки, рвется натянутой струной. Повелитель медленно выдыхает и обнимает Виалля в ответ, и нет больше неистовства, нет больше нетерпения. От нежности острой что-то болезненно щемит в груди, и царь шепчет в светлые пряди: - Люблю. Сжимает узкую ладонь в своей, отстраняется, давая невольнику ступить на пол, и ведет за собой, продолжая прерванный путь. Тонкие пальцы больше не дрожат.
Nadya5: *** Мечи великолепны. Их словно делали для меня, настолько они подходят моей руке. Ножны и рукояти украшены драгоценными камнями, но и без них клинки, должно быть, стоят целое состояние. Когда Раджа увидел их в моих руках, он вскрикнул в ужасе: - Никто на ночной половине не смеет прикасаться к оружию! За это наказанием будет смерть! Я только фыркаю и беспечно отмахиваюсь от него. - Повелитель сам подарил их мне. Лицо евнуха вытягивается от изумления: - Но как же... - Пойдем, лучше взглянешь на водный стиль в моем исполнении. Я знаю, что ты и так каждый раз смотришь, но сейчас тебя ждет кое-что новое. Большую часть дня я провел в тренировках и прорабатывая танец до мельчайших деталей. Конечно, его нельзя продумать окончательно, ведь я и сам пока не знаю, какие именно движения и в каком порядке будут в него входить, зато самое начало можно проконтролировать. Я извел несколько кусков шелка, пытаясь добиться того, чтобы кусочки ткани стали похожи на лепестки роз. Отдав последние распоряжения музыкантам, я замер у входа в покои повелителя, позволяя Радже тщательно завернуть меня в слои алого шелка, который вскоре будет безжалостно разрезан на кусочки. «Гепард-ген» уже был активирован, и неимоверных усилий стоило двигаться медленно и плавно, когда раздался властный голос царя. Кажется, он был изумлен, увидев меня завернутым с ног до головы в покрывало. Зато потом, когда я одним движением сдернул шелк, заставляя его взметнуться в воздух, на лице повелителя крупными буквами было написано одобрение моим дизайнерским потугам в виде кожаных шорт и безрукавки. А потом танец захватил меня целиком, я прислушивался только к внутреннему ритму, лишь краем сознания отмечая окружающую обстановку. Я двигался, подчиняясь музыке, звучащей в моем теле, сейчас я совершенно не слышал музыкантов. Все ближе и ближе, кажется, еще чуть-чуть - и я наконец-то заставлю свои мечи петь, но танец уже заканчивался... Последний взмах – и клинки звенят, коснувшись мраморного пола, и я замираю, тяжело дыша, встав на одно колено перед повелителем. За секунду до этого, я, кажется, заметил на его лице какое-то странное выражение – страх? или мне показалось? - Виалль... – сильные руки тянут меня вверх, прижимают к любимому телу. Я только улыбаюсь, усталость накатывает волнами. Все-таки я перестарался с тренировками, но сейчас мне так хорошо и спокойно. Плавлюсь под его пальцами, как покорный воск. Обнимаю, трусь щекой о надежное плечо, в голове пустота, а тело будто бы ничего не весит. До чего же хорошо... Почему нельзя постоянно быть рядом с ним? Так мало времени осталось... - Что? – царь чуть отстраняет меня, чтобы заглянуть в лицо, и сдвигает брови, - что ты сказал? - Я... не... – с ужасом понимаю, что последнюю мысль пробормотал вслух. - Просто скажи мне, - властитель слегка сжимает пальцы, – Виалль... Почему времени осталось мало? Не думаешь же ты, что я тебя когда-нибудь отпущу? - Не отпустишь, - грустная улыбка, - я просто уйду из этого мира, исчезну в солнечной вспышке... Я не знаю точно, как это будет, да и скорее всего, весь этот мир исчезнет одновременно с моим пробуждением. Но повелитель для меня никогда не был частью игры, рядом с ним я забываю обо всем, никогда не смогу поверить, что он лишь плод моей фантазии, откорректированный программистами «Реальности». Нажимаю на нужную точку на запястье, и прямо сквозь кожу просвечивают голубые цифры, ведущие отсчет, и буквы «Esc» - кнопка побега. Чтобы завершить игру, мне нужно только коснуться ее и произнести пароль. - Через двадцать шесть дней... – таймер безжалостно отсчитывает время. - Кто же ты?.. – пораженно выдыхает властитель, - не один из богов, раз сам говорил, что не знаешь их. - Тебе ли не знать, что я человек? – наклоняюсь, утыкаюсь в шею царя, прячу лицо. – Зачем заставил меня рассказать об этом? Не лучше ли было, когда я один страдал? И повелитель лишь крепче прижимает меня к себе, гладит по спине, и молчит. Утро наступает слишком быстро, и мне пора уходить. Лицо властителя задумчиво, и я знаю, что он тоже не хочет меня отпускать, но приходится, ведь его ждут дела, поэтому я и молчу, не прошу позволения остаться рядом. Какова же моя радость, когда несколько часов спустя я получаю от главного евнуха сверток с одеждой – точь-в-точь такой же, как и у стражников. Почти не слушая объяснения, торопливо одеваюсь, словно боюсь, что царь может передумать, стоит мне промедлить хоть немного. Евнух недовольно поджимает губы и что-то бормочет, презрительно глядя на меня. «Ну, давай же, возрази мне! Попробуй хоть слово против сказать, и я забуду, что я на самом деле добрый и послушный!» - но, кажется, мой взгляд настолько выразителен, что глава ночной половины быстро вспоминает о почтительности и о двух сияющих остро отточенных клинках у меня за спиной. Кланяется, пятится спиной до двери, подзывает Раджу и приказывает ему отвести меня в пиршественную залу к повелителю. Царь сидит в одиночестве в пустынной зале, где эхом отдаются мои торопливые шаги. Под конец я, наплевав на приличия, срываюсь на бег – слишком далеко идти – и опускаюсь на подушки рядом. Повелитель смеется моему нетерпению, притягивает к себе, целует и говорит, что теперь я всегда должен сидеть здесь с ним во время обеденного пиршества. Я с самым серьезным видом киваю и отвечаю, что отныне буду его телохранителем и стану защищать его ото всех опасностей. На местном языке слово «телохранитель» в дословном переводе звучит примерно как «бережно касающийся». Властитель улыбается, ерошит мои волосы, но, кажется, не совсем верит в возможность такой ситуации, когда я смогу оградить его от угрозы. - Если например, кто-то пустит стрелу из того окошка, - я указываю на узкую резную арку над дверью в конце зала, - то я успею поймать ее прежде, чем она сможет причинить вред. В глазах повелителя на миг мелькает удивление, а потом – уважение, он верит моим словам. Но время уже выходит, и царь подает слугам знак, чтобы начинали подавать кушанья на столы. Потом по одному заходят гости – в нарядных одеждах, сверкающие драгоценными камнями и источающие запахи благовоний. И редко кому удается сохранить невозмутимое лицо, когда они видят меня, сидящего рядом с повелителем. Приглашенные на пир никак не могут понять, что я тут делаю, и разговоров почти нет, все слишком напряжены, чтобы поддерживать беседу, я то и дело ощущаю на себе их взгляды. Наконец один из них не выдерживает: - Повелитель, что этот мальчишка делает здесь? Поднимаю на него глаза, широко распахивая ресницы, до этого опущенные. От яркого света мои расширенные зрачки сужаются в тонкие точки, а везирь сидит слишком близко – он может рассмотреть этот процесс в мельчайших подробностях. Глаза у меня светло-голубые, густо подведенные черной краской, отчего радужка кажется пугающе прозрачной. Об этом приеме я читал в какой-то книге, правда, пока еще ни разу ни на ком не пробовал, так что для надежности постарался всем своим видом внушить навязчивому советнику мысль: «Если из-за тебя мне запретят здесь сидеть, я покромсаю тебя на тысячу и один кусочек». Кажется, я был достаточно убедителен – везирь вздрагивает, и из золотого кубка в его руке рубиновое вино проливается прямо на одежду. Получилось! Я могу гордиться собой – скольких человек я уже запугал до полусмерти? Я теперь круче любой гейши – они взглядом могли остановить, а я взглядом могу вызвать желание сбежать подальше. Дома я обычно так не делал, да и общался в основном со сверстниками или с родителями, а в последнее время что-то я разошелся. Хм, кажется, я взрослею... Рука повелителя касается моих волос, и я словно выныриваю из мыслей. Оказывается, я все это время смотрел в лицо несчастного советника – тот даже побледнел слегка. Пожалуй, его можно понять – я бы тоже смутился, если бы на меня немигающее уставился мальчик с накрашенными глазами и двумя острыми клинками за спиной. Ох, но до чего же приятно, когда пальцы повелителя перебирают пряди, если бы умел, точно замурлыкал. Прикрываю глаза от удовольствия и не могу сдержать улыбку. - Таково мое решение. У чужеземных царей принято постоянно держать при себе обученных воинов, чтобы могли они защищать правителя от любой опасности. - И это обученный воин?! – везирь несдержанно вскакивает на ноги, и след от вина на его одеждах кажется смертельной кровавой раной. - Не ты ли только что дрогнул от единого его взгляда? Чересчур навязчивый советник садится на место, и я вновь начинаю на него пялиться. «Да как ты вообще посмел сомневаться в моем мастерстве?!» Конечно, я не выгляжу, как накачанный боксер, но в сражении на мечах главное – скорость, а маленькие размеры увеличивают маневренность. Раз уж повелитель назвал меня «обученным воином», то не тебе оспаривать это решение! Но вскоре мне надоедает на него смотреть, и я вновь переключаю все свое внимание на чужие разговоры. Ничего интересного я так и не услышал, но зато никто больше не посмел возмущаться на счет моего присутствия. Спустя несколько дней весь дворец просто переполняют слухи, и Раджа с удовольствием пересказывает их мне во время омовения. Он и раньше-то не сомневался в моей исключительности, а теперь едва ли не светится от самодовольства – еще бы, ему повезло стать личным помощником самого любимого наложника, и теперь у него есть все шансы сместить главного евнуха с занимаемой должности. Я могу только злиться, слушая эти нелепые сплетни, или строить планы о том, как попрошу у повелителя разрешения лично побить каждого, кто только посмеет сказать нелестное о правителе, но в глубине души сам понимаю, что это невозможно – здесь живут сотни людей, и я просто физически устану после первых же десятков. Зато теперь я большую часть суток провожу с повелителем, правда он с утра обычно отсылает меня в гарем – досыпать, и после обеда тоже, потому что считает, что мне слишком скучно будет слушать все эти нудные разговоры. На самом деле я мог бы просто помедитировать в это время, продолжая постоянно держать под контролем все помещение – особое состояние когда сознание одновременно и рассеяно, и сосредоточено на каждой самой малейшей детали – я не глядя могу сказать, сколько в зале человек, и что каждый из них делал в любой определенный момент. Я основательно относился к своей самоназначенной должности телохранителя и был вполне серьезен, когда говорил о летящих стрелах – у правителей всегда есть враги или недоброжелатели. Иногда мне все-таки удается упросить повелителя позволить мне присутствовать при ежедневных приемах просителей и доносчиков. Я столько самой секретной информации наслушался – любой шпион удавился бы от зависти, зато и я начал кое-что понимать в дворцовых интригах. А еще я понял, что самому властителю ужасно скучно, но он буквально заставляет себя вслушиваться в дела, досконально разбирать их. Все-таки царство – это огромная ответственность, а жизнь правителей на удивление однообразна – они работают без выходных, большую часть дня, и даже принятие пищи чаще всего сопровождается дополнительным принятием информации. И только изредка властитель может позволить себе отдых – отправиться на охоту, или в летний загородный дворец, или устроить богатое празднование в честь какой-нибудь знаменательной даты. Как бы там ни было, за все время моего присутствия здесь повелитель позволил себе всего лишь несколько таких дней отдыха. Я пытался хоть как-то развлечь его во время всех этих бесконечных разбирательств – в Хизре правитель выполнял еще и роль верховного судьи – у меня у самого частенько мелькала мысль послать некоторых особо упертых граждан на плаху, лишь бы не разбираться с их смехотворными делами. О царе и говорить нечего – я почти ощущал, как же ему хочется казнить этих нерадивых горожан, и только чувство справедливости мешало ему решить проблему таким легким способом. К сожалению все, что я мог – это незаметно протянуть руку и прикоснуться к его ноге, дальше мне было просто не дотянуться, слишком уж низкая была у меня скамейка. Но зато я чувствовал, как расслабляются под моей ладонью напряженные мышцы, и слышал, как пропадают из любимого голоса опасные стальные нотки. ***
Ariel: Nadya5 А мне все хочется спросить. Понятное дело, у взрослого правителя древнего царства должна быть борода. Но какой она длинны?
Nadya5: Как у Дамблдора)))) Шутка))) примерно до середины груди. Ее еще и завивают колечками))))))))))
Nadya5: - Повелитель, можно мне тоже участвовать? Царь с сомнением смотрит на меня, но все же произносит: - Только на деревянных мечах. Я как можно скорее стягиваю с себя перевязь с мечами, хватаю деревянные «клинки» и выхожу в центр площадки – лишь бы не передумал, я ведь знаю, как повелителю хочется остановить меня, вернуть назад. Но от этого только сильнее мое желание показать ему свое мастерство, доказать, что я чего-то стою. Я прекрасно слышу, как со смехом перешептываются между собой стражники, они как раз ни капли не верят, что я могу оказаться серьезным противником. Наконец, вперед выходит один – самый молодой, у него еще и борода расти не начала, но на лице написано такое самодовольство, такое чувство превосходства, что мне становится смешно. Со встроенным «гепард-геном» я даже без многолетнего обучения легко мог бы победить его, а сейчас у него тем более нет ни малейшего шанса. Так что я не стал затягивать поединок – просто коснулся нужной точки, посылая его в продолжительный и крепкий сон. Для этой цели я и выбрал эти массивные золотые браслеты – на моих руках с учетом скорости и знаний болевых мест на теле они уже становятся опасным оружием. Стражник оказывается за моей спиной, но мне даже не надо смотреть на него, я абсолютно уверен, что он больше не представляет угрозы. Шумевшие наемники мгновенно замолкают, когда их товарищ безмолвно оседает на землю. Но никто до сих пор не хочет верить, что это я стал причиной падения, списывают на случайность, и из строя выходит еще один претендент, чуть менее уверенный, но такой же самодовольный. И с ним сражение занимает всего несколько секунд – скошенным острием деревянного меча я рассекаю его одежду и оставляю на животе тонкую царапину, которая вскоре заживет, не оставив и следа. Насчет следов по себе знаю, ведь примерно на таких же бамбуковых клинках тренируются все новички, и лишь через год некоторым удается научиться рассекать ткань, почти не задевая кожи, лишь обозначая место смертельного удара. Если бы эти полоски не исчезали бесследно, то я почти с ног до головы был бы покрыт тонкими шрамами. После второго выходит следующий, за ним еще один. Я вспоминаю любимую игру учеников «Пути меча» - под названием «десять способов». Смысл ее в том, чтобы за короткий строго определенный период времени придумать и подробно описать как можно больше методов лишения жизни, используя подручные предметы, находящиеся в поле зрения. Выглядело все это примерно так – небольшая группа школьников в форменных костюмах дорогих частных школ собиралась в какой-нибудь кафешке и начинала со смехом обсуждать, как с помощью пластикового стаканчика и соломинки для коктейля убить того или иного посетителя. Буквально через пять минут нас окружала мертвая зона – люди старались отсесть как можно дальше или попросту сбегали. А хозяева заведения боялись хоть словом возразить, сразу было видно, что мы – дети богатеньких родителей, ведь только такие могут позволить себе пойти «Путем меча». На самом деле никто из нас не представлял ни малейшей угрозы для общества – все ученики регулярно проходят медкомиссии, где строго следят за их психическим и умственным здоровьем. К тому же постоянные медитации учат контролировать свои чувства, и последователи, достигшие хотя бы третьей ступени, в любой ситуации могут сохранять хладнокровие и рассудительность. И вообще невероятно представить себе хоть одного мастера, завершившего обучение, у которого вдруг «сорвало бы крышу» и он превратился бы в машину убийства. Наоборот, рядом с такими людьми чаще всего ощущаешь себя в полной безопасности, например сенсей одним взглядом или словом может заставить замолчать даже аудиторию, битком набитую непоседливыми болтливыми детьми. Стражников, желающих сразиться со мной один на один, больше нет. Тогда я предлагаю нападать на меня вдвоем или втроем. Уже на второй паре понимаю, что явно недооценил их умение владеть мечом и слишком много возомнил о собственных скромных способностях. На первой тройке мне приходится в срочном порядке активировать «гепард-ген», знаю же, что потом отрублюсь самым бесславным образом, но уже не могу остановиться. Наконец, поток претендентов иссякает, и я почти с удивлением отмечаю, что «перебил» почти половину отряда. Все-таки, я расту, можно сказать, что уровень моего мастерства заметно повысился, хоть эти стражники и не были превосходными мечниками, они все-таки заставили меня поволноваться. Надеюсь, что все приобретенные навыки и результаты ежедневных тренировок сохранятся, когда я вернусь в свое тело. Оборачиваюсь и смотрю на повелителя. Не могу удержаться от торжествующей улыбки, меня прямо-таки распирает от гордости. Теперь осталось только собрать оставшиеся силы и отключиться не раньше, чем доберусь до постели. Каково же мое удивление, когда я вижу, как он скидывает тяжелые, расшитые золотом и драгоценными камнями царские одежды, и оставшись в одной рубашке и шальварах, берет в руки бамбуковые мечи. Я слышал, что властитель до того как взойти на царство, обучался воинскому искусству, и что сам собирался стать учителем – «Хозяином мечей», как их здесь называют, но никогда не думал, что смогу лично увидеть его в бою. Это стоит того, чтобы вытянуть из организма последние силы и продержаться еще хотя бы несколько минут, пусть потом это и будет стоить мне глубокого обморока вместо легкого сна. Наши клинки встречаются. Сначала я действую немного неуверенно, не зная, чего ожидать, но потом начинаю отвечать в полную силу. Это просто невероятно! На самом деле невозможно! Обычный человек просто физически не может уследить за моими ускоренными движениями, но, тем не менее, повелитель не только читает их, но и успевает отвечать. Неописуемое чувство – сражаться с ним. Почти то же самое, что и заниматься любовью, весь остальной мир меркнет, и есть только ОН, его сияющие удовольствием глаза, его смеющиеся губы... Я даже не сразу понимаю, что начал Танец, настолько оказываюсь захвачен ощущениями. И лишь услышав впервые в жизни собственную мелодию, сплетенную из наших шагов, выдохов, стука сердец и ударов клинков, осознаю, что только благодаря Фатиху мне удалось перейти на четвертую ступень и закончить свой Танец Мечей. Но я не успеваю насладиться им в полной мере – организм, и до этого настойчиво подававший сигналы переутомления, завопил о крайней усталости во весь голос. И все, что я успеваю сделать – отскочить в сторону и как можно более мягко упасть в пыль, где-то на краю меркнущего сознания смутно надеясь, что все-таки не выгляжу мешком с картошкой. Следующее, что я ощущаю – нежное, едва уловимое прикосновение. Открываю глаза и вижу своего повелителя, ставшим уже почти привычным жестом прижимаю его ладонь к губам, потом утыкаюсь щекой. Ммм... обожаю. Как же я буду жить без тебя? - Виалль... - Я уснул вчера? Мне так жаль... Я не сумел вовремя остановиться... Чувствую, как пальцы прикасаются к моим волосам, осторожно гладят, и от этого ощущения мне как всегда хочется мурлыкать. - Ты был ранен? Что случилось? - У меня бывает так иногда... – скорее откушу себе язык, чем сознаюсь в собственной безответственности, и в том, что сам виноват в своем позорном вчерашнем обмороке. Надеюсь только, что со стороны все это выглядело так, как будто повелитель бы единственным, кто смог победить меня. Хотя это на самом деле так – даже не будь я уставшим после всех тех поединков, мне все равно было бы его не одолеть. Если бы я уже не обожал его до безумия, то по уши влюбился бы вчера.
Nadya5: Властитель принимает мою глупую отговорку и не расспрашивает больше. Я только сейчас с сожалением понимаю, что уже утро, и через несколько минут нам надо будет расстаться. Ужасно злюсь на свою глупость, из-за которой мы потратили впустую целую ночь, и с огромным трудом уговариваю разрешить мне присутствовать на утреннем приеме и не отсылать на ночную половину. И вот я уже сижу на маленькой скамейке рядом с троном, впервые за все время слушая такой лестный отзыв о своих скромных способностях. Оказывается, по дворцу и по городу уже вовсю ходят слухи о том, что я якобы в одиночку перебил полсотни человек, и только повелитель смог усмирить такого ужасного демона, как я. Наклоняю голову, изо всех сил пытаясь сдержать смех, но тихое фырканье все же прорывается наружу. Больше повелитель и не пытается отослать меня, похоже, вчера я его сильно напугал своим обмороком, и теперь мне ужасно стыдно. Зато теперь я могу почти неотлучно с ним находиться – единственный плюс. Похоже, сегодня какой-то праздник – столы роскошнее чем обычно, да и гостей намного больше. Играет музыка, танцовщицы – пока одетые – мелодично позванивают браслетами и крохотными колокольчиками на пальцах. Гости пьют и едят, но я то и дело ощущаю на себе их косые взгляды украдкой. Почему-то чаще всего на меня смотрит сидящий неподалеку вельможа. Он старательно прячет взгляд, стоит мне хоть чуть-чуть шевельнуться, но я все равно знаю, что за мной пристально наблюдают. Пиршество идет своим чередом – серьезные разговоры сменяются ничего не значащей беседой, приглашенные расслабляются, напряжение появлявшееся в моем присутствии постепенно ослабевает. Музыка становится все более громкой, а танцы – все более откровенными. Повелитель что-то обсуждает с несколькими купцами, я же сижу в расслабленной позе, рассредоточив внимание. Слуги скользят бесплотными тенями, бесшумно расставляя подносы с угощениями и кувшины с вином. Я автоматически запоминаю их лица и фиксирую передвижения. Неожиданно замечаю, что одна из рабынь ведет себя странно. В ее руках большое золотое блюдо с медовыми лепешками, политыми сливочным соусом – таким сладким и... многофункциональным. Между прочим, с недавних пор это одно из самых любимых кушаний повелителя, да и мое тоже. Неудивительно, что она ставит его рядом с нами. Удивительно то, как дрожат ее руки, когда она с низким поклоном поднимается и спиной пятится к выходу. Я вижу мелкие капельки пота над ее верхней губой, бледное лицо – она до безумия напугана. Вельможа бросает на золотое блюдо мимолетный взгляд, и я успеваю заметить промелькнувший в нем почти болезненный интерес, прежде чем везирь отворачивается. «Неужели?» - я холодею от догадки. Они посмели подсыпать в угощения яд, и отравить хотят явно меня и повелителя, ведь больше за столом нет ни одного подноса с такими лепешками. Можно бы еще потянуть время, чтобы выяснить, кто еще, кроме этого вельможи участвует в заговоре, но мне слишком страшно – вдруг яд добавлен еще куда-то? И прежде, чем повелитель успевает поднести к губам кубок, только что наполненный вином, я с грохотом опрокидываю тяжелое золотое блюдо. - О, я так неловок, - тишина наступает такая, что слышно тихий звон натянутой и отпущенной струны. И все смотрят на меня так, словно статуя ожила и заговорила. - Я думаю, эти лепешки не принесли бы вам пользы, повелитель, - поворачиваюсь к царю и пытаюсь взглядом ответить, почему я так поступил. Чуть наклоняю голову и глазами указываю на сидящего неподалеку везиря. Понимание проступает на лице повелителя, брови хмурятся, глаза становятся еще темнее от гнева. У меня мурашки бегают по спине, почему-то его грозный вид вызывает у меня только одну реакцию – причем самую неуместную в данный момент. - Да как ты смеешь, щенок, указывать повелителю! – раздается в наступившей гнетущей тишине визгливый возглас, и я мгновенно оборачиваюсь, нахожу взглядом среди гостей полного купца в расшитом камнями чужеземном платье. - Еще один?.. – поднимаюсь на ноги, завожу руку за голову, касаясь рукояти меча. - Стража! – голос царя властно разносится по пиршественной зале, и лицо купца на короткое мгновение приобретает злорадное выражение, - взять их. Толстяк резко бледнеет: - Но... но как же... Едва живых от страха пленников уводят. Наказание за покушение на убийство царя – одно из самых жестоких, к тому же их еще и ждут многочасовые пытки, чтобы выведать об остальных участниках заговора. Мне ни капли не жаль их – я в подробностях описываю внешность служанки, которая принесла отравленное кушанье – ее тоже схватят и казнят. Может, я стал более равнодушным, ведь меня окружают не настоящие люди, а лишь плоды моей фантазии, откорректированные программистами «Реальности», или причиной моей безжалостности стало то, что собачка, на которой проверили действие яда, билась в сильнейшей агонии несколько минут, прежде чем один из стражников из милосердия добил ее. Если бы я увидел, как на моих глазах подобной смертью умирает повелитель, несколько лет непрерывных ночных кошмаров были бы мне обеспечены. Повелитель сидит на троне с хмурым видом и взмахом руки отсылает слуг, сейчас ему не до приема посетителей. И лишь мне позволено остаться рядом. Я молчу, боясь помешать тяжелым размышленьям царя, просто кладу подбородок ему на колени, смотрю снизу вверх, вырисовываю на широкой ладони спирали и знаки бесконечности. Наконец, он принимает какое-то решение и зовет исполнителей. Насколько я понял, он только что приказал тайно отравить свою мачеху, которая стала идейной вдохновительницей заговора. И такое распоряжение меня ни капли не смущает. Закончив с этим, царь поднимается на ноги и быстро выходит из зала, я едва поспеваю за ним. Останавливается он только во внутреннем дворе, в это время суток почти пустом, и только несколько стражников, до этого упражнявшихся с мечом, мгновенно освобождают площадку. Повелитель в этот раз выбирает настоящие клинки, а мне остается только стоять в сторонке и дуться, незаметно для остальных строя печальные рожицы. Ведь после того позорного обморока Фатих запретил мне сражаться на мечах с кем бы то ни было, даже с ним самим. Впрочем, зрелище стоит того, чтобы просто посмотреть со стороны. Движения повелителя завораживают не хуже Танца, и среди них много знакомых мне элементов, но так выполнить их мне удастся еще не скоро и только после напряженных тренировок. Солнце клонится к закату, и двор почти полностью оказывается в тени от стены. Властитель отбрасывает мечи, ведь уже наступило наше время – то, которое мы проводим только вдвоем. Сейчас дворец почти пуст, все попрятались в страхе, и коридоры окутывает непривычная тишина. Мы идем по какой-то длинной и незнакомой мне галерее, так что на лицо ложится то узкая тень от колонн, то последние лучи заходящего солнца. И от этого я почти ничего не вижу – весь мир превращается в мельтешении красных и черных полос. Я могу только слышать шаги повелителя рядом, и почему-то мне вдруг становится страшно, почему-то только сейчас на меня с головой накатывает понимание, что еще бы чуть-чуть, и меня в это время уже откачивали бы успокоительными врачи «Реальности». - Фатих... – на ощупь нахожу край его пояса, жестом прося остановиться - Фатих, я... – Тяну его в тень, чтобы рассмотреть лицо, чтобы убедиться... «Помоги мне, мне так плохо»... – натыкаюсь спиной на колонну, нащупываю какой-то выступ, подтягиваюсь на руках, садясь в нишу, и обхватываю повелителя руками и ногами – прижаться теснее, вплавиться в его тело.... Никогда не отпущу, никому не отдам! Властитель целует мое лицо, гладит по спине, но этого слишком мало. Целую в ответ, впиваюсь в губы, вцепляюсь в пояс, пытаясь раздеть, добраться до голой кожи. «Возьми меня прямо здесь, сделай своим...» - болезненная жажда сжигает меня, кажется, что я умру, если не получу желаемого прямо сейчас. Повелитель перехватывает мои запястья, сжимает, отводя в стороны, не давая рвать на нем одежду: - Что же ты делаешь со мной, глупый мальчишка? Я только теснее прижимаюсь, крепче охватывая ногами: - Люблю... – легко освобождаю руки из захвата и вновь обнимаю, утыкаюсь носом в шею, и тихие слова едва различимы, - пока могу... Я впервые говорю ему о своей любви, и эти слова вдруг становятся материальны, раскалывают охватившее меня болезненное напряжение. Нетерпение и безумие исчезают, и остается только острая, с привкусом отчаяния, нежность. - Люблю... Тихий ответный шепот – всего одно слово – переполняет меня, сладкой дрожью проходит от макушки до кончиков пальцев на ногах. Теперь оно будет жить во мне, пока жив я и даже после моей смерти будет звучать оно. ***
Ariel: Nadya5 Ах, неужели в реальности нет прототипа этого человека?
Nadya5: Нет. Но это к лучшему....
Nadya5: Сегодня предпоследний день моего здесь пребывания, через день, на рассвете я исчезну, и таймер уже ведет счет не сутками, а часами. Мне кажется, что стоит остаться в тишине – и я услышу тиканье убегающих секунд. Мы не спали всю ночь – занимались любовью, разговаривали, целовались. Поэтому утром, глядя на мои закрывающиеся глаза, повелитель со смехом приказал мне идти отсыпаться. А я даже возразить толком не мог – язык заплетался. Дожидавшийся у выхода Раджа накинул на меня плотное покрывало, и я даже не стал отводить его от лица – так было темнее – и кажется, уснул прямо на ходу. Проснулся я от чьих-то криков, мгновенно вскочил на ноги и выбежал из комнаты. Невольницы в панике метались по двору, словно испуганные курицы. Мне удалось поймать одну за край платья, просунув руку сквозь прутья решетки. - Что случилось?! - На дворец напали! Всего несколько секунд мне потребовалось для того, чтобы вернуться назад, схватить перевязь с мечами и одним махом перелезть через ограду. Со всех ног несусь к выходу, слыша за спиной изумленное аханье. Евнухи-воины, сторожившие ворота, ведущие из гарема, не успевают даже рта раскрыть, настолько быстро я пробегаю мимо. Тронная зала, обеденная – пусто. Меня охватывает паника, где же повелитель? Дворец словно вымер, а ведь обычно здесь едва можно протолкнуться среди слуг и просителей ожидающих аудиенции. У дверей в залу для приемов я вижу распростертое на полу тело стражника. С силой распахиваю деревянные створки, и все внутри холодеет от увиденной картины. Мой повелитель – белые царские одежды стали красного цвета – стоит на коленях, удерживаемый двумя наемниками за плечи. И видно, что только их руки не дают ему упасть, настолько он ослабел от ран. Перед ним с надменным торжествующим видом стоит какой-то подросток, и своим появлением я видимо прервал его речь. - Ааа... Это и есть тот самый демон? Да это же просто ребенок, - он смеется, запрокидывая голову, хотя сам по виду лишь на год старше меня, - говорят, он отменно хорош на ложе, раз уж мой любимый братец потерял от него голову. Я подарю его тому, кто первым объяснит этому чужеземцу, что рабам запрещено брать в руки оружие. Наемники, усмехаясь, приближаются ко мне, но я даже не смотрю на них, мой взгляд словно прикипел к неподвижной фигуре на полу – одной из многих. Не знаю, как этим людям удалось пронести оружие, но сразу видно, что здесь только что было жестокое сражение. Десятки убитых – почти вся стража – лежали вперемешку с нападавшими захватчиками. Мне вдруг кажется, что кровь из их ран просачивается прямо в воздух, и все вокруг словно накрывает алой мерцающей пеленой. На ее фоне двигаются темные силуэты, уже не люди, а лишь мишени. Убить, уничтожить, разорвать... И может быть тогда мне станет хоть немного легче. Мои клинки поют, а скорее даже воют, требуя крови, и я с удовольствием утоляю их жажду. Когда мой Танец закончен, в зале не остается никого, способного держать оружие в руках. Я только что убил одиннадцать человек, причем один из них был царского рода, и при этом ровным счетом ничего не почувствовал. И уже можно подойти, опуститься обессилено на пол рядом, прикоснуться. - Прости меня... – я плачу, осторожно укладываю голову Фатиха себе на колени, невесомо касаюсь закрытых глаз, бровей, угольно-черных волос, мои слезы капают на его лицо, от самого виска перечерченное алой полосой, которая продолжается красной, пропитавшейся кровью, прядью бороды. - Виалль... Сердце пропускает удар, а потом начинает биться сильно и радостно, когда его ладонь неожиданно сжимает мою. Наши руки в крови – липкой, противной, еще теплой – и мое любимое кольцо с большого пальца соскальзывает и остается в его ладони, когда она разжимается и безвольно падает на пол. - Нет!!! Нет! Я не хочу видеть твою смерть! Не смей! – мой плач переходит в рыдания, я ложусь рядом, обхватывая его руками, с такой силой, что чуть не ломаю себе кости, - я не позволю... Нажимаю на запястье, затем на появившиеся буквы «Esc», подтверждаю пароль... Это как во сне – я всегда думал, если сумеешь удержать что-то достаточно крепко, то проснешься, сжимая желанную вещь в руках. И эта мысль – единственное, что не дает мне сойти с ума, когда мир исчезает в золотой вспышке... *** ...Пусто... Я судорожно сжимаю руки, но обхватываю ими только собственные плечи. Пальцы до сих пор хранят ощущение прикосновения к мокрой и липкой от крови ткани, теплому телу под ней. Больно... Не могу дышать, вместо воздуха в рот попадает фотонное молочко, пытаюсь вырваться из этой прозрачной клетки, отрываю от себя проводки на присосках и тонкие трубки. Вокруг меня суетятся люди, тревожно пищат приборы, но я почти не воспринимаю их, захлебываясь собственным беззвучным криком. Сгибаюсь пополам от боли и от нехватки кислорода, обхватываю колени руками и последнее, что я слышу, прежде чем потерять сознание: «Успокоительное, срочно!»
Ariel: Nadya5 Я так понимаю, царь там выжил и время еще не все закончилось? То есть осталось что-то около суток?
винни-пух: Совершенный сценарий должен включать в себя совершенный финал - смерть. Интересно, что дальше?
Сакура: я верю в то, что у "мальчика" будет счачтье))))
винни-пух: Конечно найдет. Ему 14 лет. что Вы хотите от пацана?
My soul is sun: Что же дальше? Конец совсем не ясен... По крайней мере для меня...
Lirilai: Дорогая Наденька, прекрасно пишите, но где же конец?
Nadya5: конец будет сегодня))) Или завтра, как получится)))))))))))
Nadya5: Второе пробуждение проходит более спокойно. В этот раз я просыпаюсь на больничной кровати. Какой-то прикрепленный ко мне приборчик издает радостный писк, и почти моментально дверь открывается, пропуская внутрь уже знакомого мне менеджера. - Господин Шувалов, как ваше самочувствие? Я прислушиваюсь к себе. Вроде бы ничего не болит, но такое ощущение, словно меня переехал грузовик. Я полностью раздавлен навалившимся осознанием действительности, то есть, конечно, я знал, что надеяться на что-то было глупо, но сейчас мне все равно плохо. Мне потребуется очень много времени, чтобы осознать и принять случившееся как сон, но в данный момент окружающая реальность кажется серой и какой-то пыльной. Такое ощущение, что стоит мне протянуть руку, нащупать невидимый выступ, слегка потянуть – и привычный мир расползется, отклеится от стенки бытия словно старые обои, и позволит взглянуть на свою изнанку... Определенно, мое состояние, ни умственное, ни физическое, нельзя назвать даже таким многофункциональным словом как «нормально», поэтому я отвечаю: - Стабильное. - Мы приносим вам свои извинения... - Об этом будете говорить моему адвокату, - перебиваю я ее, мне совсем не хочется слушать никаких оправданий. Я заказывал любовный роман, а не боевик с элементами триллера, и кто-то должен ответить за мои попорченные нервы. - Но компания не несет ответственности за действия посторонних лиц! Невозможно было просчитать негативные последствия от вмешательства еще одного человека! Контейнеры, занятые нашими пользователями, хранятся в отдельных изолированных отсеках, чтобы посторонние раздражители не могли повлиять на фазу сна. Охрана утверждает, что проникнуть в них изнутри неосуществимо, не имея специального доступа. Никто даже предположить не может, откуда там взялся этот мужчина, и как он вообще оказался в вашем контейнере! Спросить его самого пока невозможно, он был в слишком тяжелом состоянии и сейчас находится в регенерационной капсуле. Может быть, вы могли бы что-то прояснить... Я лежу и всеми силами пытаюсь заставить себя не верить. Не верить в такую нереальную вероятность... Еще одно разочарование я просто не перенесу. - Мне нужно его увидеть. Женщина хмурится: - Вы пока еще слишком слабы, врачи запретили подниматься с постели. Слишком резкий выход из игры, сначала необходимо было пройти короткий адаптивный курс... Я не уже не слушаю ее, просто сажусь на кровати, откидывая в сторону тонкое покрывало. На мне больничная пижама – такой халат сзади на завязках. Впрочем, я и голышом бы пошел, не привыкать. Опускаю ноги на пол, поднимаюсь. Голова кружится, но в целом состояние вполне терпимое. - Где он? Менеджер сдается, понимает, что спорить бесполезно. - Идемте, здесь недалеко. Плетусь следом за ней, держась рукой за стены, меня едва ли не пошатывает из стороны в сторону, но я упрямо продолжаю двигаться вперед. Она нажимает на панели какие-то кнопки, и металлическая дверь плавно отъезжает в сторону, открывая вход в просторное полутемное помещение. Вдоль одной из стен – ряд вытянутых цилиндрических капсул. Все они, кроме одной, пусты. Центральная капсула подсвечена снизу голубыми медицинскими лампами, отчего на заключенное в ней мужское тело ложатся резкие непривычные тени. Его голова опущена, так что лица не видно, но я уже знаю – не он. У повелителя была борода, хотя телосложение вроде бы похоже. Но я все равно подхожу ближе, вплотную, так, что касаюсь прохладного стекла, приседаю, чтобы заглянуть снизу вверх и окончательно убедиться, уничтожить последние ростки раздражающе живучей надежды. В неровном освещении с трудом можно рассмотреть почти полностью зажившие рубцы от недавних ран – они покрывают тело с ног до головы. Впрочем, на лице тоже есть тонкий розовый совсем свежий шрам – от виска до подбородка. Сердце вдруг начинает биться как сумасшедшее. «Не может быть, этого просто не может быть!» - убеждаю я себя, а сам уже едва ли не вжимаюсь в стекло, пытаясь рассмотреть еще хоть что-нибудь. Его лицо кажется слишком молодым, по сравнению с тем, что я помню, но я почти ничего не вижу из-за темноты. Зато вдруг понимаю, что те неясные, чуть движущиеся тени за его спиной – это длинные распущенные волосы. - Господин Шувалов, - кажется, женщина отчаялась добиться от меня хоть какой-то внятной реакции, - может быть, взглянете на вещи, которые с ним были? Я киваю головой, все еще не в силах отлипнуть от капсулы, и все еще продолжая уговаривать себя не верить. «Возможно, это просто какой-то маньяк пытался забраться в мой контейнер, когда я был в игре, или это один из работников хотел что-то поправить и свалился туда... Или это кто-то пытался сбежать по вентиляционным шахтам от преследования и упал... Или...» - Господин Шувалов, это может как-то прояснить ситуацию? Я нахожу в себе силы повернуться и сделать несколько шагов к ней, чтобы заглянуть в объемную коробку в ее руках. В первую секунду у меня появляется ощущение, что женщина ограбила ювелирный магазин – в глазах рябит от блеска золота и драгоценных камней. Потом взгляд выхватывает среди всего этого разнообразия перстень с огромным бриллиантом. Я дрожащими руками вытаскиваю его и натягиваю на большой палец. - С вами все в порядке? – встревожено спрашивает женщина, и я только тут замечаю, что плачу. - О да! Все просто замечательно! – размазывая по лицу слезы, начинаю смеяться. – Все просто великолепно! Я счастлив, как никогда в жизни! - Так вы знаете этого человека? - Да. Это мой будущий муж. - Значит, полицию вызывать не надо? – у нее на лице огромными буквами написано нежелание оповещать власти о том, что в работе «Реальности» произошли такие серьезные накладки. - Конечно! – мне и самому не нужны вопросы и лишние разбирательства, - и я даже не стану подавать на вас в суд! На лице менеджера написано глубокое облегчение – еще бы, разом разрешилось столько проблем, и она счастлива, кажется, не меньше меня. - Когда он очнется? - Через двенадцать с половиной часов. Я киваю. - Оставьте нас, - и отворачиваюсь от нее, снова возвращаясь к контейнеру, кладу ладони на толстое холодное стекло, потом и вовсе прижимаюсь к нему щекой. - Фатих, - зову я, но он меня пока не слышит. «Двенадцать часов», - думаю я. Теперь мне надо найти в себе силы, чтобы уладить все проблемы, купить одежду для повелителя, привести себя в порядок – ведь он не должен увидеть меня зареванным да еще и в этой больничной ночнушке. - Фатих… - кажется, я улыбаюсь, как сумасшедший, и не могу отвести глаз от заключенного в капсулу тела. От слабости я едва стою на ногах, надо бы поесть и поспать, но мне страшно уйти отсюда и вновь расстаться с ним. Только мысль о том, что повелителя вряд ли порадует мой измученный и полубезумный вид, заставляет меня покинуть помещение и заняться собой. Через двенадцать часов, я едва не подпрыгивая от нетерпения, в окружении нескольких врачей, наблюдал, как регенерационная капсула разворачивается в горизонтальное положение, и специальная жидкость сливается через множество небольших отверстий. Стеклянная крышка с шипением поднялась и отодвинулась в сторону. Я метнулся к открывшейся капсуле, меня никто не останавливал, и я взял руку Фатиха и сжал в своих ладонях. И только тогда смог выдохнуть и до конца поверить, что он действительно жив, а не является фантомом или моей выдумкой. Повелитель спал. Врачи суетились вокруг него, измеряя давление и пульс, налепливая на кожу какие-то миниатюрные датчики. - Все в порядке. Пациент полностью восстановился. Я смог только слегка кивнуть в ответ, не в силах отвести взгляд от лица Фатиха. Без бороды, которую пришлось удалить, чтобы обработать рану, оно очень изменилось, казалось намного моложе, к тому же половина его была более бледной, совсем не загорелой. Тонкий, уже побелевший шрам делал лицо повелителя почти незнакомым. Я почему-то впервые задумался, как он отнесется к тому, что против воли очутился в другом мире. Вдруг он рассердится? Возненавидит меня? А я ведь уже ничего не смогу исправить… Ресницы повелителя дрогнули. Я чуть сильнее сжал его руку и непроизвольно затаил дыхание. - Виалль… - тихо-тихо, не громче вздоха, я едва смог расслышать, но мое сердце пропустило удар. Я склоняюсь над повелителем так, чтобы он увидел мое лицо сразу как проснется. Глаза Фатиха медленно раскрылись, взгляд был рассеянным и расфокусированным, пока не остановился на мне. Я не выдержал и вновь расплакался, на этот раз уже от счастья: - Ты жив! – мои слезы капают на его лицо. Повелитель тыльной стороной ладони стирает с моих щек мокрые дорожки, садится и притягивает меня к себе: - Успокойся, хабиби, не плачь. Я мотаю головой, не в состоянии выговорить ни слова, и начинаю смеяться. - Господин Шувалов, как ваше самочувствие? – участливо интересуется один из докторов, - возможно, слабое успокоительное… - Я чувствую себя великолепно! – перебиваю я его, улыбаясь, словно безумный шляпник. И в самом деле, хватит уже рыдать, а то нос покраснеет. Фатих чуть хмурит брови, и до меня внезапно доходит, что он ни слова не понял из нашего с врачом разговора – русского языка он не знает. Каким образом я сам разговаривал с ним на арабском, я понятия не имею, но задавать сейчас лишние вопросы разработчикам опасно – мы и так вызываем слишком много подозрений. Скорее бы уйти отсюда и объяснить все повелителю в спокойной и тихой обстановке! Я помогаю Фатиху подняться и вылезти из капсулы. Тело его пока еще плохо слушается, ведь он практически умер, да и новые ткани еще не могут нормально функционировать. Но врачи сказали, что это пройдет через пару дней, и никакого специального лечения не требуется, поэтому мне разрешили сразу забрать его домой. Повелитель напрягается, как только видит ряд регенерационных капсул вдоль стены, лампы дневного освещения, автоматически открывающиеся двери в противоположной стороне комнаты… Я почти в панике, опасаясь его реакции, быстро выпаливаю: - Это всего лишь машины, придуманные людьми. Постарайтесь ничему не удивляться. Это просто мой мир, повелитель. Тот на мгновение прикрывает глаза, и его лицо медленно разглаживается: - Я помню, что меня убили. Не знаю, каким чудом тебе удалось воскресить меня и перенести сюда, но я больше не повелитель. Теперь я просто Фатих. Я почти с робостью вновь беру его за руку. Он не сердится на меня! Киваю и улыбаюсь: - Но я все равно буду принадлежать тебе. Правда, я не такой добрый и послушный, каким хотел казаться… - Я заметил. Притворно надуваюсь: - А я так старался… Фатих смеется, а потом наклоняется и целует меня. Я приподнимаюсь на цыпочки и с удовольствием отвечаю. Все отодвигается куда-то далеко-далеко, становится таким мелким и неважным… Пока окружающий мир вдруг не напоминает о себе тихим нервным покашливанием. Я моргаю несколько раз и удивленно оборачиваюсь на звук. Оказывается, врачи до сих пор здесь, и теперь находятся в глубоком неадеквате – лица покраснели, глаза вытаращены. Я прижимаюсь щекой к груди повелителя, обнимая его за талию руками, и сладко улыбаюсь: - Дааа? Один из врачей только покачал головой и пробормотал что-то на латыни, скорее всего ругательство. Я тихо хихикнул. Их можно понять, все-таки, здоровенный голый мужик, целующий подростка, почти ребенка – довольно шокирующее зрелище. Невольные свидетели пришли в себя и быстро удалились, оставляя нас одних. Я помогаю повелителю надеть джинсы и рубашку, кстати, в них он смотрится просто потрясающе, словно манекенщик. Так, скорее, скорее отсюда!!! Заказать такси, и через пятнадцать минут будем уже дома. Там нам никто не помешает… поговорить.
полная версия страницы