Форум » » Фандом, Kuroshitsuji, "Весь в Его власти", Себ/Сиэль, NC-17 » Ответить
Фандом, Kuroshitsuji, "Весь в Его власти", Себ/Сиэль, NC-17
Shinmaya: «Весь в Его власти» Автор: Shinmaya aka Fred Пейринг: Себастьян/Сиэль Рейтинг: NC-17 Жанр: ангстовая, pwp Саммари: Но отчего же бывают помыслы, смущающие душу нашу? Почему мы не тверды в вере, почему у нас бывают сомнения? Предупреждение: текст хоть и маленький, но на редкость богохульный, в нем использованы лишь слегка измененные тексты христианских проповедей, так что если вы религиозны, не советую вам это читать.
Ответов - 3
Shinmaya: * * * - Ах, как это чудесно! – вдохновенно восклицает Лиззи. – Все дети получили от нас замечательные подарки… Пока Себастьян разливает по чашкам чай и раскладывает десерт по блюдцам, Элизабет Мидлфорд с упоением и восторгом рассказывает об их с матерью недавнем визите в приют Святого Антония, который семья Элизабет недавно взяла на попечение. Сиэль слушает невесту в пол уха, изредка устало кивая. Девушка не дает ему и слова вставить в разговор, но он этого и не хочет. Юный граф Фантомхайв терпеть не может визиты Элизабет. Тем более, такие внезапные. Лиззи всегда утомляет юношу своими восторженными рассказами о балах, о магазинах Лондона и о красивых нарядах. Все это пятнадцатилетний граф находит ужасно скучным, и единственное развлечение сейчас – наблюдать за точными движениями рук в атласных белых перчатках и предвкушать блаженство, которое будут дарить графу эти руки ночью… когда атлас соскользнет с них, освобождая длинные пальцы с черными ногтями. - А какой великолепный был пасхальный спектакль! Мы с матушкой так хлопали, так хлопали! Да ты не слушаешь, Сиэль! – губки девочки обиженно надуваются, но уже через секунду она забывает об обиде. – Почему ты все время молчишь? А, Сиэль? Сиэль на некоторое время отводит жадный взгляд от рук дворецкого. - Я не понимаю, зачем вам нужен этот приют, - произносит он сухо и снова принимается за разглядывание Себастьяна. - Пастор О`Браен говорит, что человеку свойственна добродетель! – восклицает Лиззи. – Почему ты никогда не ходишь в церковь, Сиэль? Юноша прячет усмешку. Он не ходит в церковь, потому что ему прислуживает дьявол, вот почему. Но даже не только поэтому, наверное… - Ну, я же был в церкви, когда хоронили мадам Ред, - вспоминает Сиэль. - Но это было целых три года назад! – возмущается Элизабет. – И с тех пор ты ни разу не был на мессе, не исповедовался и не причащался? Пожалуй, больше, чем болтливость Лиззи, Сиэля раздражает в ней ее набожность. Она верит в спасение души, в Царство Божие и прочую католическую ерунду. Сиэль, для которого врата рая были захлопнуты на вечность, не мог разделять точку зрения девушки. - Я хочу, чтобы в это воскресенье ты пришел на мессу в нашу церковь! – требует Лиззи. – Наш пастор такой замечательный, он читает такие проповеди, я готова слушать его вечно! «Дура, - думает Сиэль. – Безмозглая дура». Но он понимает, что Элизабет не отстанет от него до тех пор, пока он не скажет: «Да». Поэтому он соглашается. - Хорошо, я приду, - говорит он и ловит еле-слышную усмешку дворецкого, протягивающего ему кусочек шоколадного торта на изысканном фарфоровом блюдце. * * * Вечером, когда Элизабет уезжает, граф сидит у камина с книгой и в молчаливой задумчивости пьет чай. За спиной стоит дворецкий, Сиэль знает, что дворецкий ловит каждое его движение, каждый вздох, зная, что граф позовет его. Вот-вот. - Скажи, - спрашивает Сиэль. – Неужели она права? И в этом и есть смысл жизни? Себастьян усмехается. - Не все ли Вам равно, господин? Ведь Вы свой выбрали уже. Сиэль опускает голову. Себастьян прав. Он сделал свой выбор, и пути назад нет. Да он и не хочет поворачивать. Граф хочет изведать свою судьбу до конца. Он зовет дворецкого, и Себастьян тотчас подходит. Он опускается на колени перед господином и своими ласками заставляет Сиэля забыть обо всем. Граф блаженно откидывает голову на спинку кресла, пока дворецкий покрывает горячими настойчивыми поцелуями его грудь. Сиэлю теперь не нужен Рай, потому что в Раю не будет Себастьяна… а его место здесь, рядом с дворецким. И порвать эту связь Сиэль не в силах, да он и не хочет этого. * * * В воскресенье Себастьян будит его очень рано. Сиэль ругается на дворецкого, ворочаясь в постели и требует еще немного сна. - Вы собирались на мессу, - напоминает Себастьян услужливо. – Я приготовил Вашу одежду. Вставайте, милорд. Сиэль нехотя поднимается, позволяя дворецкому одеть себя. Сиэль трепещет, в предвкушении утренних ласк… Одевая господина, дворецкий никогда не упускает возможность пробежаться руками по чувствительным точкам его тела, легким поцелуем коснуться уха графа, спуститься губами вниз по шее и слегка прикусить ее у самого основания. Сиэль так жаждет этих ласк, что весь дрожит в напряжении. Руки Себастьяна удивительно нежны, но дворецкий не позволяет себе ни одного лишнего касания, ни поцелуя, ни одного горячего выдоха. - В чем дело? – спрашивает Сиэль недовольно. - Вы опаздываете на мессу, господин, - ухмыляется дворецкий. Сиэль нарочно тянет время, медленно идет по коридору, медленно завтракает, потом долго пьет чай, читая газеты. Он знает, что почти уже опоздал, что Лиззи наверняка ждет его у церкви, но неужели она и впрямь надеется на его приход? Нет уж, церковь не то место, где Сиэлю не терпится поскорее оказаться. Остаться наедине с Себастьяном – вот чего он так рьяно желает, вот о чем сейчас все его мысли. И когда Себастьян входит в кабинет с выходным сюртуком Сиэля в руках, юный граф приказывает дворецкому приблизиться. - Я тобой сегодня недоволен, - хмурится мальчик, развязывая бант на рубашке, и распахивает ворот, обнажая бледную кожу и тонкие косточки ключиц. Дворецкий улыбается, глядя на смущенного господина, предлагающего ему себя, но стоит, не двигаясь, не пытаясь коснуться. Юноша цепляется тонкими пальцами за галстук Себастьяна, притягивает дворецкого к себе. - Господин, а как же месса? – на лице мужчины играет обворожительная улыбка. - К дьяволу эту мессу! – говорит Сиэль, жарко целуя дворецкого. Элизабет сидит на скамье, восхищенно внимая проповеди пастора О`Браена. Он рассказывает притчу о блудном сыне, и девочке чудится Сиэль в этом образе опустившегося грешника. - Отчего же бывают помыслы, смущающие душу нашу? – спрашивает пастор. - Почему мы не тверды в вере, почему у нас бывают сомнения? Древние отцы говорили, что любое смущение происходит от дьявола, и поэтому, мы должны оказывать всяческое сопротивление его влиянию! Сиэль, уже почти полностью раздетый, жадно льнет к полуобнаженному телу мужчины. Себастьян, с нежной улыбкой, гладит юношу по спине. Его руки пока еще в перчатках. Граф прогибает спину, блаженно закрывая глаза. - О, Себастьян… Себастьян… - тихо шепчет он, впиваясь пальцами в предплечье дворецкого. Мужчина, все с той же спокойной улыбкой, стаскивает перчатки и зажимает лицо Сиэля в своих теплых ладонях. Граф смотрит на своего соблазнителя, на своего личного дьявола и счастливо улыбается. Когда он с Себастьяном, ему не нужен больше никто. Лишь бы только Михаэлис ласкал его, целовал и шептал на ухо что-нибудь нежное и сладкое. - То есть твердая вера в человеке может быть в том случае, если он отречется ото всего мирского. А мир – это человеческие страсти. Именно они привязывают нас к мирскому, это с их помощью дьявол властвует над людьми. Отречение от этих страстей и дает нам твердую веру. - Себастьян, пожалуйста… пожалуйста… - стонет Сиэль, откидываясь на твердую прохладную поверхность стола, напряженный, как натянутая струна, готовая зазвенеть от любого прикосновения. Себастьян ловит стоны графа и, растягивая удовольствие, ласкает его очень медленно. Губы скользят от щиколотки вверх по внутренней стороне ноги, лаская нежную кожу, иногда касаясь ее влажным языком или прикусывая зубами. Сиэль сжимает руки в кулаки, изо всех сил. Его стоны слишком громкие, но он уже не боится, что их услышат. Он знает: Себастьян никогда не даст ему оступиться, всегда защитит Сиэля даже если что-то будет угрожать его репутации. Себастьян не торопится, и Сиэль изнемогает. - Эта притча – о покаянии, о том, как милостивый Господь ждет человека, ждет его покаяния, ждет, когда он придет в себя. Она о каждом из нас и о каждом человеке, живущем на земле. Сиэль забывает обо всем на свете, со страстью отдаваясь своему дьяволу-дворецкому. Он уже давно принадлежит ему целиком, но хочет отдаваться снова и снова. Так сладок этот процесс, так порочен и так прекрасен. Розовые губы Сиэля приоткрываются, исторгая нежные сладкие стоны, ласкающие слух Себастьяна. Руки дворецкого на его теле, в каждой точке. Везде. Мальчик никогда не делал ничего подобного ни с кем другим, но он уверен, что так, как его дворецкий, не умеет никто. - Божественно! Ах! – выдыхает он и понимает, как нелепо звучат эти слова в объятьях дьявола. - Человек, удаляясь от Бога, перестает быть зрячим. Он становится глухим – уже не слышит, как Господь к нему обращается, не слышит голоса своей совести и перестает различать добро и зло. Губы Себастьяна обжигают огнем. Сиэль тает под его настойчивыми поцелуями, прижимаясь все ближе, теснее. Нет ничего прекраснее, нет большего блаженства, чем принадлежать Ему… Пальцы дворецкого скользят меж ягодиц, нащупывая маленькую розовую дырочку, гладят ее, массируют, не торопясь проникать внутрь. Но Сиэлю не терпится. Он резко дергает бедрами, подаваясь навстречу этим пальцам, и Себастьян входит в него. Сиэль содрогается от наслаждения, кусает губы, стонет, обхватывая дворецкого руками за шею. Страсть сжигает его, но мальчику нравится гореть. Нет ничего слаще этого огня, этого порочного безумия. - Когда человек удаляется от Бога, он поступает на службу к дьяволу. Это происходит часто невольно, но всегда. Сиэль точно знает: никто его не соблазнял. Он сам выбрал этот путь. Заключая контракт, он был всего лишь дрожащим ребенком. Но сейчас он по доброй воле отдает себя дьяволу. Потому что у этого дьявола такие нежные руки, такие прекрасные глаза, такой ласковый голос. Что бы ни случилось, мальчик уверен: с Себастьяном ему будет лучше. Пусть даже в аду… Неужели какое-то пламя может гореть сильнее, чем горит сейчас его сердце? - Я люблю, - шепчет он в исступлении. – Люблю тебя, Себастьян. Кем бы ты ни был. Мужчине надоедают забавы, он приподнимает ягодицы Сиэля и входит в него. Не так, как впервые – аккуратно и нежно, нет, сейчас он позволяет себе быть грубым и настойчивым. Он толкается в мальчика, Сиэль громко стонет, принимая в себя мужчину до конца. - Страсти греховные, которые человек пасет в своем сердце, не насыщают его; невозможно насытиться грехом. Поэтому в притче сказано, что блудный сын мечтал насытиться, но ничего не получалось, он оставался голодным. От сильных властных движений мужчины Сиэлю так горячо, так сладко. Он бьется в исступленной агонии, желая принять мужчину еще, глубже. Он стонет его имя бесконечное число раз и никак не может остановиться. Ему никогда не будет достаточно этого удовольствия, наслаждение такое сильное, такое беспредельное, но Сиэль хочет еще. И еще… И никогда не получит удовлетворения. Даже если сейчас он достигнет пика, замрет в руках Себастьяна и расслабится, лежа на столе и счастливо глядя на дворецкого. - Я люблю тебя, - произносит он, облизывая пересохшие губы. Дворецкий ласково склоняется к нему, целует его нежно, почти невинно. - И я люблю Вас, господин. - Там, в вечности, не будет ничего из того, что составляет нашу теперешнюю жизнь. Там нас ждет либо вечное блаженство, либо вечное страдание. Сиэлю не нужен Рай. Вечное блаженство для него ничто, если рядом не будет Себастьяна. Рай Сиэля рядом с ним. В Его власти.
Victoria: Круто!!! Это второй Ваш фик, который я читаю - выражаю искреннее восхищение!
Mitsumi: Ну,у меня фик далеко не второй, но все так же круто.))))
полная версия страницы